Dies Iræ
Фильм Джоэла и Итана Коенов «Серьёзный человек»[1] открывается небольшим, выдержанным в рембрандтовских тонах, прологом[2], описывающим случайную встречу добросердечного местечкового еврея с дибуком, злым духом еврейского фольклора. (Действие
происходит в Восточной Европе – в разговоре упоминается Львов – на рубеже XIX – XX вв., диалог ведётся на идише). Приняв помощь от случайного прохожего (дибука), и пригласив его в дом из благодарности, герой пролога навлекает на себя, по мнению его жены, «проклятие Бога». Даже отчаянные меры (жена наносит дибуку удар ножом в сердце) не могут отвратить будущих несчастий.
Основное действие происходит, согласно интервью с Итаном Коэном, в 1967 году, чему, однако, противоречит музыка, упоминаемая, но не звучащая, в фильме[3]. (Разница, во всяком случае, составляет не более трёх лет). Главный герой – Лэрри Гопник (Larry Gopnik; его играет Michael Stuhlbarg), педантичный, заурядный профессор математики, в программу которого, по иронии судьбы (и благодаря ехидству Коэнов), входит обсуждение принципа неопределённости Гейзенберга. На скромного, но относительно удовлетворённого своим положением профессора, как на библейского Иова, начинают обрушиваться всё более и более серьёзные беды: от него уходит жена (Sari Lennick) – точнее, в дом Гопников вселяется её вальяжный любовник (Fred Melamed), вынуждая Лэрри переехать в мотель, его двенадцатилетний сын (Aaron Wolff) употребляет наркотики, дочь крадёт у него деньги на пластическую операцию, а брат (Richard Kind), чьё затянувшееся пребывание в гостях у Гопников является поводом для ежедневных ссор, не только серьёзно болен, но и находится в конфликте с законом. К семейным проблемам добавляются профессиональные: один из иностранных студентов и, впоследствии, его отец, пытаются за взятку получить проходной балл; не добившись своего, гордые корейцы прибегают к шантажу. Отказ профессора пойти на сделку совпадает с поступлением в администрацию университета клеветнических анонимных писем, порочащих моральный облик безответного Лэрри. (Впоследствии выясняется, что письма, по всей видимости, писал лицемерный любовник жены). На этом фоне попытки соседа-юдофоба отмежевать часть принадлежащего Гопникам газона и автомобильная авария, в которую попадает герой, кажутся сущими мелочами.
В унынии и растерянности, мучимый кошмарами и понукаемый женой, Лэрри пытается найти помощь у адвоката, врача и трёх ребе; никто, однако, не может дать ответа на
мучительные вопросы существования. Лэрри не просто чудак, неприспособленный человек, шлимазл в глазах окружающих – он живёт в полной духовной изоляции от фарисейского меркантильного мира еврейской общины маленького городка; все попытки контакта на сколько-нибудь серьёзном уровне, попытки осмысленного разговора о важных вещах наталкиваются на стену неподдельного непонимания или тупого равнодушия. Окружающие Лэрри родные и коллеги как будто говорят на другом языке; даже профессиональные наставления одного и, затем, другого раввина (третий – старший – отказывается принять Лэрри, несмотря на отчаяние последнего) звучат пустым звоном, набором банальностей и non sequiturs.
Беспросветность положения Лэрри подчёркивается бледной цветовой палитрой фильма; ландшафты, дома, кажутся блёклыми, покрытыми пылью. (Компьютерная коррекция цвета не
вызывает сомнения). Единственное яркое пятно – интерьер дома молодящейся соседки Лэрри, с которой тот, время от времени, покуривает травку. Однообразная, безликая застройка пригорода, где живут Гопники, и безрадостная архитектура колледжа создают тоскливое впечатление – редко провинциальная американская «субурбия» бывает представлена с такой фатальной безысходностью.
Фильм практически лишён внешнего физического действия, что никак не ослабляет драматизма положений; подобно реалистическим пьесам XIX века, «Серьёзный человек» задает,
быть может, наивные, но важные вопросы о смысле жизни, самоуважении, взаимодействии с окружающим миром, не прибегая к броским кинематографическим эффектам. Ужас положения Лэрри в обыденности, неотвратимости происходящего с ним – потери связей, отсутствия взаимопонимания, усугубляющейся изоляции, надвигающейся – как всегда, неожиданно и слишком скоро – болезни и смерти. Лэрри не может найти выхода из положения, в которое он поставлен самим фактом биологического существования. Временное – кажущееся – просветление (обещанное повышение по службе, торжественная бар-мицва сына, примирение с женой) оказывается лишь жестокой шуткой судьбы: в тот момент, когда раздираемый сомнениями Лэрри решается, наконец, поставить нерадивому студенту удовлетворительную оценку (C-, тройку с минусом), раздаётся телефонный звонок от доктора. Нет сомнения, что новости нехороши; обсуждение результатов анализов предвещает неутешительный диагноз. Фильм заканчивается кадрами надвигающегося на городок гигантского вихря, грозящего уничтожить и Лэрри, и его жену, и его дом, и его сына, который, наблюдая за приближающейся воронкой, решается подождать с возвращением долга наркоторговцу-старшекласснику.
Liberum arbitrium
На первый взгляд, концовка фильма (угрожающий диагноз, очистительное буйство стихии) кажется справедливой карой за аморальность – греховность, в глазах религиозных буквалистов – Лэрри и иже с ним. Schadenfreude, однако, сменяется недоумением и неизбежными вопросами, ставящими под сомнение логику драмы. Не вдаваясь в религиозно-философскую казуистику, трудно понять, каким образом ХаШем мог знать заранее о моральном падении Лэрри – ведь рентгеновские снимки были сделаны задолго до рокового события! Что
означает этот приговор – заведомую обречённость Лэрри-Эдипа, никчёмность его исканий и страданий? Фатальную предопределённость нравственного разложения человека, живущего в обществе? Изначальную «несправедливость», «жестокость» мира, действующего по волчьим законам, будь то мир человеческий или мир божий? Каким образом вписывается в картину божьей кары Дэнни, являющийся, по всем человеческим понятиям, существом невинным? Впрочем, пройдя бар-митцву, пусть даже в состоянии наркотического ступора, пусть даже с видимым трудом и не воспринимая процедуру до конца всерьёз, Гопник-младший становится формально ответственным за себя и за свои поступки - скидка для малолетних на него уже не распространяется.
Несмотря на то, что действие фильма происходит в еврейской общине и все герои (исключая двух корейцев и двух «стопроцентных американцев» – соседей Лэрри), как и все исполнители принадлежат к «избранному народу», было бы заблуждением рассматривать работу Коэнов как вариацию на «еврейскую тему», еврейский анекдот или размышление о «еврейском вопросе». Проблемы героев универсальны; при несомненном национальном колорите картины, проявляющемся как в любовании еврейской историей, так и в иронии над некоторыми окарикатуренными народными чертами, этот колорит – не более чем приём, форма, в которую облекается размышление о неотложных проблемах, касающихся каждого. Подобно греческой трагедии, фильм не принадлежит одному месту и времени, его выводы (вернее, поставленные им вопросы) не могут быть применены узко; шестидесятые, не только окрашенные ностальгией, что типично для кино наших дней, но и рассматриваемые Коэнами критически, являются лишь удобной, но не обязательной условностью.
Фильм Джоэла и Итана Коенов «Серьёзный человек»[1] открывается небольшим, выдержанным в рембрандтовских тонах, прологом[2], описывающим случайную встречу добросердечного местечкового еврея с дибуком, злым духом еврейского фольклора. (Действие
происходит в Восточной Европе – в разговоре упоминается Львов – на рубеже XIX – XX вв., диалог ведётся на идише). Приняв помощь от случайного прохожего (дибука), и пригласив его в дом из благодарности, герой пролога навлекает на себя, по мнению его жены, «проклятие Бога». Даже отчаянные меры (жена наносит дибуку удар ножом в сердце) не могут отвратить будущих несчастий.Основное действие происходит, согласно интервью с Итаном Коэном, в 1967 году, чему, однако, противоречит музыка, упоминаемая, но не звучащая, в фильме[3]. (Разница, во всяком случае, составляет не более трёх лет). Главный герой – Лэрри Гопник (Larry Gopnik; его играет Michael Stuhlbarg), педантичный, заурядный профессор математики, в программу которого, по иронии судьбы (и благодаря ехидству Коэнов), входит обсуждение принципа неопределённости Гейзенберга. На скромного, но относительно удовлетворённого своим положением профессора, как на библейского Иова, начинают обрушиваться всё более и более серьёзные беды: от него уходит жена (Sari Lennick) – точнее, в дом Гопников вселяется её вальяжный любовник (Fred Melamed), вынуждая Лэрри переехать в мотель, его двенадцатилетний сын (Aaron Wolff) употребляет наркотики, дочь крадёт у него деньги на пластическую операцию, а брат (Richard Kind), чьё затянувшееся пребывание в гостях у Гопников является поводом для ежедневных ссор, не только серьёзно болен, но и находится в конфликте с законом. К семейным проблемам добавляются профессиональные: один из иностранных студентов и, впоследствии, его отец, пытаются за взятку получить проходной балл; не добившись своего, гордые корейцы прибегают к шантажу. Отказ профессора пойти на сделку совпадает с поступлением в администрацию университета клеветнических анонимных писем, порочащих моральный облик безответного Лэрри. (Впоследствии выясняется, что письма, по всей видимости, писал лицемерный любовник жены). На этом фоне попытки соседа-юдофоба отмежевать часть принадлежащего Гопникам газона и автомобильная авария, в которую попадает герой, кажутся сущими мелочами.
В унынии и растерянности, мучимый кошмарами и понукаемый женой, Лэрри пытается найти помощь у адвоката, врача и трёх ребе; никто, однако, не может дать ответа на
Беспросветность положения Лэрри подчёркивается бледной цветовой палитрой фильма; ландшафты, дома, кажутся блёклыми, покрытыми пылью. (Компьютерная коррекция цвета не
Фильм практически лишён внешнего физического действия, что никак не ослабляет драматизма положений; подобно реалистическим пьесам XIX века, «Серьёзный человек» задает,
быть может, наивные, но важные вопросы о смысле жизни, самоуважении, взаимодействии с окружающим миром, не прибегая к броским кинематографическим эффектам. Ужас положения Лэрри в обыденности, неотвратимости происходящего с ним – потери связей, отсутствия взаимопонимания, усугубляющейся изоляции, надвигающейся – как всегда, неожиданно и слишком скоро – болезни и смерти. Лэрри не может найти выхода из положения, в которое он поставлен самим фактом биологического существования. Временное – кажущееся – просветление (обещанное повышение по службе, торжественная бар-мицва сына, примирение с женой) оказывается лишь жестокой шуткой судьбы: в тот момент, когда раздираемый сомнениями Лэрри решается, наконец, поставить нерадивому студенту удовлетворительную оценку (C-, тройку с минусом), раздаётся телефонный звонок от доктора. Нет сомнения, что новости нехороши; обсуждение результатов анализов предвещает неутешительный диагноз. Фильм заканчивается кадрами надвигающегося на городок гигантского вихря, грозящего уничтожить и Лэрри, и его жену, и его дом, и его сына, который, наблюдая за приближающейся воронкой, решается подождать с возвращением долга наркоторговцу-старшекласснику.Liberum arbitrium
На первый взгляд, концовка фильма (угрожающий диагноз, очистительное буйство стихии) кажется справедливой карой за аморальность – греховность, в глазах религиозных буквалистов – Лэрри и иже с ним. Schadenfreude, однако, сменяется недоумением и неизбежными вопросами, ставящими под сомнение логику драмы. Не вдаваясь в религиозно-философскую казуистику, трудно понять, каким образом ХаШем мог знать заранее о моральном падении Лэрри – ведь рентгеновские снимки были сделаны задолго до рокового события! Что
Несмотря на то, что действие фильма происходит в еврейской общине и все герои (исключая двух корейцев и двух «стопроцентных американцев» – соседей Лэрри), как и все исполнители принадлежат к «избранному народу», было бы заблуждением рассматривать работу Коэнов как вариацию на «еврейскую тему», еврейский анекдот или размышление о «еврейском вопросе». Проблемы героев универсальны; при несомненном национальном колорите картины, проявляющемся как в любовании еврейской историей, так и в иронии над некоторыми окарикатуренными народными чертами, этот колорит – не более чем приём, форма, в которую облекается размышление о неотложных проблемах, касающихся каждого. Подобно греческой трагедии, фильм не принадлежит одному месту и времени, его выводы (вернее, поставленные им вопросы) не могут быть применены узко; шестидесятые, не только окрашенные ностальгией, что типично для кино наших дней, но и рассматриваемые Коэнами критически, являются лишь удобной, но не обязательной условностью.
Лэрри Гопник окружён людьми, находящимися в счастливом неведении относительно собственного предназначения и объективных законов окружающего мира – и не желающими
задаваться какими-либо вопросами, выходящими за рамки сиюминутного. Ограниченность мышления вовсе не тяготит их – напротив, все они выглядят счастливыми и уверенными в себе. Лэрри – единственный человек, не стремящийся к материальной выгоде и не мучимый тщеславием, но честно выполняющий профессиональные и семейные обязанности. Это ставит его в оппозицию к окружающим: дети рассматривают его лишь как источник средств, жена считает его неприспособленным неудачником, предпочитая ему лощёного, насквозь фальшивого любовника, брат пользуется его безотказностью, знакомый адвокат дерёт с него безбожные цены… Мир, окружающий Лэрри, жесток, вульгарен и сугубо материалистичен.
Чувство справедливости героя не может не быть поколеблено, но ответ на крик его души парадоксален: в то время как не отягощённые рефлексией окружающие живут долго, успешно и счастливо, первый же бесчестный поступок Лэрри – возможно, первый в жизни, вызванный, к тому же, необходимостью оплаты астрономического счёта адвоката – совпадает со смертельным приговором, угадывающимся в осторожных словах доктора. Напрашивается неутешительный вывод, что метания героя – непростительная глупость, бессмысленная трата времени, что конец не только неизбежен, но предопределён. (Лэрри наказан за подлость до её совершения – в полном соответствии если не с буквой иудео-христианской доктрины о «греховных помыслах», то с её духом). Единственной возможностью выхода кажется блаженное безмыслие, наркотический дурман, из которого не выходят хиппующая соседка Лэрри и его сын Дэнни. Фильм Коэнов лишь подтверждает вывод о том, что мыслящая форма материи является либо злой шуткой мстительного Бога, либо физической аберрацией, природной аномалией, приносящей мыслящему субъекту – тупиковой ветви эволюции – страдания,и ускоряющей его неизбежную гибель.
Чувство справедливости героя не может не быть поколеблено, но ответ на крик его души парадоксален: в то время как не отягощённые рефлексией окружающие живут долго, успешно и счастливо, первый же бесчестный поступок Лэрри – возможно, первый в жизни, вызванный, к тому же, необходимостью оплаты астрономического счёта адвоката – совпадает со смертельным приговором, угадывающимся в осторожных словах доктора. Напрашивается неутешительный вывод, что метания героя – непростительная глупость, бессмысленная трата времени, что конец не только неизбежен, но предопределён. (Лэрри наказан за подлость до её совершения – в полном соответствии если не с буквой иудео-христианской доктрины о «греховных помыслах», то с её духом). Единственной возможностью выхода кажется блаженное безмыслие, наркотический дурман, из которого не выходят хиппующая соседка Лэрри и его сын Дэнни. Фильм Коэнов лишь подтверждает вывод о том, что мыслящая форма материи является либо злой шуткой мстительного Бога, либо физической аберрацией, природной аномалией, приносящей мыслящему субъекту – тупиковой ветви эволюции – страдания,и ускоряющей его неизбежную гибель.
Несмотря на серьёзность темы, авторы не отказывают себе в удовольствии включить в фильм несколько неполиткорректных комических эпизодов. Так, высокомерный корейский студент носит хирургическую маску, дабы защититься от микробов «грязных бледнолицых», а простоватый сосед вступается за Лэрри в «этническом конфликте» последнего с отцом
нерадивого студента, выбирая из двух зол меньшее: пусть ущербного, (в глазах соседа) но белого человека (действие фильма происходит в разгар войны во Вьетнаме). Ребе Нахтнер (George Wyner) проявляет не меньшую бесчувственность, крайне пренебрежительно отзываясь о неком гое, герое нравоучительной притчи – от Коэнов, походя, достаётся всем.
Авторов отличает архитектурное чувство пропорций, безукоризненное чувство ритма и хирургическая точность монтажа (молниеносный cut от отметки в журнале к телефонному аппарату, например). В фильме невозможно найти ни одного затянутого или поспешного эпизода; постановка мизансцен безукоризненна. При кажущейся безыскусственности, съёмка (оператор Roger Deakins) завораживает неторопливостью движения, вниманием к деталям; предпочтение, отдаваемое крупным планам, объясняется стремлением к эмоциональности, психологичности. Актёрский ансамбль органично вписывается в атмосферу провинциальной еврейской общины, что, вероятно, не составляет большого труда (работа Коэнов, выросших в Миннесоте, в некоторой степени биографична). В фильме легко угадывается влияние как классиков еврейской литературы – Ш. Алейхема, И.Б. Зингера, так и писателей, ставших известными в шестидесятые годы – С. Беллоу, Б. Маламуда и, в значительной степени, Ф. Рота. Любителям подобной литературы предписано посмотреть «Серьёзного человека».
Оценка: А (отлично).
Оценка: А (отлично).
[1] A Serious Man; режиссёры: Joel David Coen; Ethan Jesse Coen. 105 минут, цветной; в ограниченном прокате с 2 октября 2009.
[2] Пролог, в свою очередь, предваряется формальным текстовым эпиграфом, цитирующем мыслителя XII века Шломо Ицхаки (Раши): «Принимай с простотой всё, происходящее с тобой».
[3] Авторами допущена неточность: упоминаемые в фильме альбомы Cosmo’s Factory группы Creedence Clearwater Revival и Abraxas группы Santana вышли, соответственно, в июле и сентябре 1970 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Здесь можно оставить комментарий.