Спектакль Зальцбургского фестиваля, записанный осенью 2002 года, разительно отличается от традиционных постановок оперы не только альтернативным окончанием третьего акта (о чём пойдёт речь ниже), но и отказом постановщика (David Pountney) от привычного снисходительно-покровительственного взгляда на сказочный сюжет. Перенесённая в индустриальную эпоху, которую ещё успел застать дряхлеющий Пуччини, драма решительно вступает на территорию гротеска и антиутопии, вызывая в памяти не только классические примеры жанра - Оруелла, Кафку, "Metropolis" Ланга, "The Bride of Frankenstein" Джеймса Уэйла (костюм Туранодт из второго акта явно восходит к наряду невесты Монстра) и др., но и более современные образцы массовой культуры - от Film noir пятидесятых до сериала "Star Trek" и биомеханических химер Х.Р. Гигера. Декорации воспроизводят тюремные интерьеры (три этажа тускло освещённых открытых галерей, заполненных хористами), имитируют механизированную "Терракотовую армию" (пластиковые болваны украшены узвнаваемыми символами индустрии - шестерёнками) и, порой, сводятся к аскетизму следовательского кабинета или морга (в сценах с Тимуром и Лиу). За редким исключением (например, трио очеловеченных министров из второго акта) цветовая гамма лишь высвечивает упадок и разложение государства и общества - доминируют цвета ржавчины, патины, холодные металлические тона. Сцены казни и "сцена загадок" поражают взгляд ярким алым тоном, весьма действенно и драматичное "контровое" освещение "тюремной галереи".Антигуманность, механистичность тоталитарного общества подчёркивается нарочитым повторением киберорганического мотива - все участники действия (за исключением Тимура, Лиу, Калафа и Турандот) являются, отчасти или полностью, машинами, о чём свидетельствует обилие в костюмах и головных уборах исполнителей механических компонентов-протезов, напоминаующих грубые медицинские инструменты и орудия пытки; конечности Пинга, Панга и Понга украшены пилой, гаечным ключом-клешнёй и загадочным, но угрожающим приспособлением, напоминающим манипулятор дистанционного управления. Нетрудно найти символизм и в конструкциях, украшающих головы трёх министров, одетых в чёрную болонью: семь пар очков, радиоантенна, наушник, лупа часовщика и некая конструкция, подходящая для фиксации головы в определённом положении могут быть интерпретированы как символы сыскных и карательных органов, включающих и медицинские учреждения. Император Альтоум и мандарин, оглашающий правительственные указы, представлены гигантскими - в два с лишним человеческих роста - марионетками, солдаты вооружены не только пиками, но и ручными протезами-ножницами à la Edward Scissorhands - сценический дизайн рисует картину жестокого, грубого, застывшего, неповоротливого мира китайской готики (если таковая существует) с садомазохистскими и, возможно, эротическими (на усмотрение зрителя) обертонами.
Данная запись уникальна тем, что предлагает альтернативное окончание третьего акта оперы - вместо знакомой нескольким поколениям версии Альфано, к тому же сокращённой Тосканини на треть, звучит новая музыка Лучиано Берио. В отличие от привычного варианта, грань между оригинальной и добавленной музыкой очевидна - Пуччини "отложил перо" в тринадцатом такте тридцать четвёртой цифры третьего акта.
Суровый аскетизм постановки неожиданно находит оправдание в атональной, подчёркнуто модернистской музыке Берио, резко контрастирующей с привычным эрзац-Пуччини Альфано-Тосканини (см. сравнение редакций выше). Спектакль заканчивается утопической нотой - братанием и, возможно, бракосочетанием народных масс в традиции "Церкви единения" преподобного Сан Мьён Муна (Sun Myung Moon). Трудно сказать, что представляется менее убедительным - фантастическая трансформация Турандот из кровожадного монстра в послушную жену или внезапное спонтанное перерождение тоталитарной машины в "гражданское общество" (о "проклятом прошлом" имперской солдатни и бюрократии напоминают лишь остатки масок и грима на лицах, партикулярное платье сменило униформу - если бы всё было так просто).
Компетентное исполнение главных ролей не дотягивает до "звёздного" уровня (Паваротти может не беспокоиться о Nessun Dorma), но, благодаря убедительной общей концепции и живому темпу спектакля, вовсе не кажется ущербным или неуверенным. Доминируещей силой является исполнительница благодарной роли Лиу Cristina Gallardo-Domâs. Яркая привлекательность чилийской певицы и её незаурядные актёрские данные позволяют забыть несколько избыточное вибрато. Среди прочих выделяются Паата Бурчуладзе (Тимур) и Габриэле Шнаут (Турандот). Несмотря на вспомогательный и, отчасти, карикатурный характер ролей трёх министров, Boaz Daniel, Vicente Ombuena и Steve Davislim вносят лирико-комический элемент в сдержанную, даже суровую постановку.
В отличие от одежды "функционеров", наряды трёх чужеземцев (Тимура, Лиу и Калафа) могли быть позаимствованы из "Богемы" - возможно, это должно подчёркивать вневременность драмы; во всяком случае, обыденность одежды не вызывает протеста. Следует заметить, что режиссура изобилует тонкими (или, в зависимости от искушённости зрителя, тривиальными) деталями, указывающими на знакомство постановщиков с основами психологической теории, во всяком случае в том состоянии, в каком её застал Пуччини - неожиданное разоблачение (в буквальном смысле) Турандот (позднее - Лиу), покрытая кровоподтёками рубашка принцессы, ритуальное самоубийство/убийство Лиу, сходство саванообразных одяний Лиу и Турандот в последней сцене, вызывают в памяти традиционный фрейдистский символизм, Liebestod, Ewig-Weibliche и прочие очевидные ассоциации.
Венский филармонический оркестр и хор Венской оперы демонстрируют ритмическую непоколебимость и тембральное великолепие, достойное Стравинского и Шёнберга, уверенное руководство Гергиева счастливо избегает эксцессов, порой свойственных манере этого своеобразного дирижёра, не уклоняющегося от резких, по-восточному варварских диссонансов.
Издание дополнено коротким (около 16 минут) интервью с участниками спектакля и рекламным роликом.
Konzertvereinigung Wiener Staatsopernchor
Tölzer Knabenchor
Wiener Philharmoniker
Tölzer Knabenchor
Wiener Philharmoniker
Gabriele Schnaut (Turandot)
Robert Tear (Altoum)
Paata Burchuladze (Timur)
Johan Botha (Calaf)
Cristina Gallardo-Domâs (Liù)
Boaz Daniel (Ping)
Vincente Ombuena (Pang)
Steve Davislim (Pong)
Robert Bork (Un mandarino)
