Карнеги-холл. Среда, 17 февраля 2010 г.
Royal Concertgebouw Orchestra
Mariss Jansons - дирижёр
Jill Grove - меццо-сопрано
New York Choral Artists
The American Boychoir
Royal Concertgebouw Orchestra
Mariss Jansons - дирижёр
Jill Grove - меццо-сопрано
New York Choral Artists
The American Boychoir
Оставим анализ грандиозной симфонии энтузиастам блогосферы (чур!), исследователям и критикам, среди которых необходимо упомянуть Теодора Адорно[1] и Дерика Кука[2]; особо следует отметить титанический четырёхтомный труд Анри-Луи де ла Гранжа[3] – настольной книги каждого истинного «малерианца». Слушателю, без сомнения, знакома предварительная авторская программа[4] шестичастного[5] произведения, известно об идейной и тематической связи с циклом Des Knaben Wunderhorn[6] и последующей Четвёртой симфонией, а также с «Заратустрой» Ницше[7]; не является секретом знакомство Малера с Фрейдом[8] и интерпретация последним детской психологической травмы[9] композитора – воздержимся от повторения общих мест вульгарного музыковедения, обильно представленных в концертных программках и популярных изданиях и, отослав забывчивых к сноскам, займёмся вещами тривиальными.
Обстоятельства вынуждают нас занимать всё более отдалённые окрестности двух тысяче восьмисот четырёхместной аудитории имени бывшего украинца Айзека (Исаака) Стерна[10] – главного зала Карнеги-холла, но, как неожиданно выяснилось, удалённость от сцены сказывается на звучании благотворно[11]. Удачно сконструированный зал не засоряет пространства нежелательными отражениями; напротив – звук приобретает монолитность, приятную для уха «глубину». По мере удаления от сцены, звуковой спектр предсказуемо смягчается: струнные и высокие духовые лишаются пронзительности, обретая приятную закруглённость, матовость. Нарочитая стереофоничность звуковой панорамы, представляющая проблему в первых рядах партера (скрипки – слева, контрабасы – справа, духовые – в центре), сменяется почти монофонической слитностью; благодаря «живости» зала, звук обогащается обертонами, не теряя, при этом, конкретности, не растекаясь в бесформенное акустическое болото. Даже предельная отдалённость зрителя от центральной оси зала никак не отражается на балансе оркестровых групп; единственной проблемой на концерте 17 февраля было неудачное расположение солистки на левом краю сцены, несомненно, объяснимое желанием певицы провести полтора часа в ожидании своего соло в относительном комфорте гримёрной. Не менее трети публики была вынуждена довольствоваться созерцанием профиля или затылка присоединившейся к оркестру в последний момент Джил Гроув[12] и слышать её голос лишь в отражении от правой стены. Демонстрируя вопиющий непрофессионализм, молодая, но изрядно раскормленная певица располагалась боком к публике, уделяя внимание дирижёру, но пренебрегая слушателями.
Куда более серьёзную проблему для подагрической или излишне впечатлительной части публики представляет невероятная крутизна верхних ярусов и балкона зала. Одной абсурдной отвесности достаточно, чтобы вызвать у нервного слушателя головокружение и навсегда отвадить его от посещения рискованных мероприятий, но легкомысленного зрителя ожидает куда больший шок – перила галерей пугающе низки, сантиметров на пять выше колена, что делает падение на головы привилегированных обитателей партера весьма вероятным (увы, зал
Обстоятельства вынуждают нас занимать всё более отдалённые окрестности двух тысяче восьмисот четырёхместной аудитории имени бывшего украинца Айзека (Исаака) Стерна[10] – главного зала Карнеги-холла, но, как неожиданно выяснилось, удалённость от сцены сказывается на звучании благотворно[11]. Удачно сконструированный зал не засоряет пространства нежелательными отражениями; напротив – звук приобретает монолитность, приятную для уха «глубину». По мере удаления от сцены, звуковой спектр предсказуемо смягчается: струнные и высокие духовые лишаются пронзительности, обретая приятную закруглённость, матовость. Нарочитая стереофоничность звуковой панорамы, представляющая проблему в первых рядах партера (скрипки – слева, контрабасы – справа, духовые – в центре), сменяется почти монофонической слитностью; благодаря «живости» зала, звук обогащается обертонами, не теряя, при этом, конкретности, не растекаясь в бесформенное акустическое болото. Даже предельная отдалённость зрителя от центральной оси зала никак не отражается на балансе оркестровых групп; единственной проблемой на концерте 17 февраля было неудачное расположение солистки на левом краю сцены, несомненно, объяснимое желанием певицы провести полтора часа в ожидании своего соло в относительном комфорте гримёрной. Не менее трети публики была вынуждена довольствоваться созерцанием профиля или затылка присоединившейся к оркестру в последний момент Джил Гроув[12] и слышать её голос лишь в отражении от правой стены. Демонстрируя вопиющий непрофессионализм, молодая, но изрядно раскормленная певица располагалась боком к публике, уделяя внимание дирижёру, но пренебрегая слушателями.
Куда более серьёзную проблему для подагрической или излишне впечатлительной части публики представляет невероятная крутизна верхних ярусов и балкона зала. Одной абсурдной отвесности достаточно, чтобы вызвать у нервного слушателя головокружение и навсегда отвадить его от посещения рискованных мероприятий, но легкомысленного зрителя ожидает куда больший шок – перила галерей пугающе низки, сантиметров на пять выше колена, что делает падение на головы привилегированных обитателей партера весьма вероятным (увы, зал
строился без расчёта на акселерацию[13]). Нам посчастливилось стать свидетелями падения с лестницы двух зрителей; к несчастью, обошлось без увечий. Было бы разумным рассмотреть возможность обеспечения публики страховочными поясами, касками, проводниками-шерпами или, по крайней мере, снабдить опасные места предупреждающими знаками. Не лишним представляется и введение ограничения по росту (как, например, на «американских горках») – по мере приближения к крыше высота проходов заметно снижается. Можно счесть целесообразным и применение страховочных сеток непосредственно под галереями, что могло бы стать как дополнительным развлечением, так и упражнением для части публики.
Говоря о публике, следует отметить диспропорциональное количество американцев-пенсионеров – словоохотливых ценителей хорошей музыки и хорошего исполнения, рафинированных эстетов и небогатых почитателей из служилого и учительского сословия. Случайной, «гламурной» публики, считающей классикой Андреа Бочелли или Сару Брайтман и, в лучшем случае, посещающей «шопеновские вечера» и концерты популярной классики («Времена года» Вивальди, И. Штраус, Сарасате, Оффенбах, Григ, «Вальс цветов», «Взлетающий жаворонок») совсем не видно.
Исполнение заслуживает отдельного анализа, неуместного в рамках краткой и поверхностной записки; отметим лишь феноменальную игру медной группы, в частности, соло почтового рожка в третьей части. Как нетрудно ожидать, зал полон; взволнованная публика не в силах сдержать восторга после титанической первой части, длящейся около сорока минут – сдержанные возгласы одобрения и редкие аплодисменты кажутся оправданными. Подобные нарушения традиций[14] происходят лишь в случаях экстраординарных; исполнение Королевского оркестра Концертгебау[15], безусловно, относится к их числу.
Оценка: А+ (отлично).
P.S.
В текущем сезоне Карнеги-холл проводит акцию поощрения подписчиков бесплатными талонами на посещение буфета, что приходится как нельзя кстати: чашка чая, стакан воды или
Говоря о публике, следует отметить диспропорциональное количество американцев-пенсионеров – словоохотливых ценителей хорошей музыки и хорошего исполнения, рафинированных эстетов и небогатых почитателей из служилого и учительского сословия. Случайной, «гламурной» публики, считающей классикой Андреа Бочелли или Сару Брайтман и, в лучшем случае, посещающей «шопеновские вечера» и концерты популярной классики («Времена года» Вивальди, И. Штраус, Сарасате, Оффенбах, Григ, «Вальс цветов», «Взлетающий жаворонок») совсем не видно.
Исполнение заслуживает отдельного анализа, неуместного в рамках краткой и поверхностной записки; отметим лишь феноменальную игру медной группы, в частности, соло почтового рожка в третьей части. Как нетрудно ожидать, зал полон; взволнованная публика не в силах сдержать восторга после титанической первой части, длящейся около сорока минут – сдержанные возгласы одобрения и редкие аплодисменты кажутся оправданными. Подобные нарушения традиций[14] происходят лишь в случаях экстраординарных; исполнение Королевского оркестра Концертгебау[15], безусловно, относится к их числу.
Оценка: А+ (отлично).
P.S.
В текущем сезоне Карнеги-холл проводит акцию поощрения подписчиков бесплатными талонами на посещение буфета, что приходится как нельзя кстати: чашка чая, стакан воды или
микроскопический бокал самого дешёвого вина обходятся жаждущим в $8.00.
P.P.S.
Совершенно случайно мы были допущены в зал по старому использованному билету – похоже, ручные сканеры выдаются контролёрам лишь «для вида», их[16] радостное чириканье – не более, чем гальванический рефлекс мёртвой лягушачьей лапки.
P.P.S.
Совершенно случайно мы были допущены в зал по старому использованному билету – похоже, ручные сканеры выдаются контролёрам лишь «для вида», их[16] радостное чириканье – не более, чем гальванический рефлекс мёртвой лягушачьей лапки.
[1] Adorno, Theodor. Mahler: A Musical Physiognomy. Trans. Edmund Jephcott. Chicago: University of Chicago Press, 1992. ISBN: 9780226007687. (Оригинальное немецкое издание вышло в 1962 г.)
[2] Cooke, Deryck. Gustav Mahler: An Introduction to His Music. 2nd ed. N.p.: Cambridge University Press, 1988. ISBN: 9780521368636.
[3] La Grange, Henry-Louis de. Gustav Mahler, vols. 1-4. N.p.: Doubleday Publishing; Oxford University Press, 1973 – 2008. ISBN: 9780385005241; 9780193151598; 9780193151604; 9780198163879.
[4] Pan erwacht. Der Sommer marschiert ein; Was mir die Blumen auf der Wiese erzählen; Was mir die Tiere im Walde erzählen; Was mir der Mensch erzählt; Was mir die Engel erzählen; Was mir die Liebe erzählt. («Пан пробуждается, наступает лето», «Что цветы и луга говорят мне», «Что лесные звери говорят мне», «Что человек говорит мне», «Что ангелы говорят мне», «Что любовь говорит мне»). При издании партитуры программа была опущена.
[5] Малер предполагал завершить симфонию седьмой частью (Was mir das Kind erzählt – «Что ребёнок говорит мне»), но предпочёл использовать готовый материал в финале Четвёртой симфонии.
[6] «Волшебный рог мальчика» – вокальный сборник Малера (не являющийся законченным циклом), основанный на одноимённой коллекции народной немецкой поэзии, впервые изданной Ахимом фон Арнимом и Клеменсом Брентано (Achim von Arnim; Clemens Brentano) в 1804 – 1808 гг.
[7] Nietzsche, Friedrich. Also sprach Zarathustra: Ein Buch für Alle und Keinen. 1885. Программа четвёртой части симфонии (Sehr langsam – Misterioso) основывается на одном из разделов произведения.
[8] Единственная встреча состоялась в 1910 году.
[9] Alma Mahler, Gustav Mahler: Memories and Letters, London, 1946,
pp.146-7.
[10] Isaac Stern (1920 – 2001). Странным образом, зал назван именем Стерна, но сцена посвящена миллиардеру Рональду Перельману (Ronald Owen Perelman, 1943 – )
[11] Речь идёт о звучании оркестра; случаи с солистами ещё предстоит рассмотреть.
[12] Jill Grove.
[13] Средний рост англичанина, рождённого в середине XIX века, составлял 166 см. (Baten, Joerg. Global Height Trends in Industrial and Developing Countries, 1810-1984 An Overview. http://www.econ.upf.es/docs/seminars/baten.pdf
[14] Нарушая ещё один неписаный обычай, оркестр в спешке настраивается в сравнительно длинном – минуты в две-три – перерыве между первой и второй частями. Малер, кажется, предписывал пятиминутную паузу, но, не имея под рукой партитуры, мы не можем документально подкрепить это заявление.
[15] Koninklijk Concertgebouworkest для Гамлета.
[16] Приборов; впрочем, и служителей.